| Психокуб | Дата: Среда, 16.03.2016, 23:04 | Сообщение # 1 |
|
Месье
Группа: Администраторы
Сообщений: 286
Статус: Где-то там
| Марципаново-восторженный,
шипуче-ускользающий
локусовый лимонад
Их тогда и собралось-то всего трое, почти что святые, хотя и не совсем: Том, Тим и Мим. Конечно, если быть точным, то их было даже двое, не считая этой маленькой хвостатой обезьянки. Мим был забавен до чёртиков: корчил рожи, строил рожки и вообще всячески из себя выбражал. Но, задействуя фрукты, средь которых значились и обезьяно-любимые кокосы для подкормки Мима, друзья приманили мартышку в свою безудержную поездку, обещавшую стать по-настоящему чудесной.
Стрелою стремглавою несутся они вдоль пыльных дорог на запад, запад и только запад, к этому всеугасающему горизонту заката - туда, где мнится начало завтрашнего будущего дня, ибо влечёт их за собой горизонт солнца - куда-то за гасимость его бежево-фиолетовых с оранжевой проседью лучей. А вокруг - ну кто бы мог подумать, что это Америка - такая разруха, будто вовсе и не иссиня-чёрный кадиллак, возвышенно-легендарной птицею пролетающий вдоль равнин южных штатов, а кривая карета среднеазиатских кочевых ханов своими короткими скрипучими перебежками до сбора дани обретает наконец-то понимание новых земель для ещё предстоящих странствий.
Если благоустроенный север хоть раз бы поглядел сюда, в долину выжженных трав и сине-серых пиков далёких гор, то, наверное, уж никогда бы он не стал прежним и не обрёл покоя, ибо, кроме ветров американской свободы - свободы с порохом патриотизма - здесь, в общем-то, и ловить особо нечего. А словив таковой впервые, уже не осядешь в уютных конурах этих стеклянных джунглей, заросших, точно столбы устремлённых к Луне или Марсу ракет, острыми, как у снежинок, иголочками замороженного стекла пронзивших земную твердь и обратным концом своим вознёсшихся в небо. Нет, не стал бы ты обитать в этом смутном лесу отражений, как кривоклювый, но прозорливый кондор устремился бы исследовать мудрость чуждых территорий, летать, кружить над их полями под искристою гладью американского неба.
Будто бы кусок нашего флага, оторвавшись ненароком от порыва ураганных ветров, дующих вечно из Канады, влача за собою осиные талии мусорного роя торнадо, застелил вдруг своею чистотою, начисто лишенной красно-белой тигристой полосатости, всю поверхность купола, засиял над головами американцев орденами, сложившимися созвездиями, известными ещё с Древности. Как будто умные и голозадые эллины или римляне, или какие-нибудь там ещё, прости пресвятая Дева Мария, вавилоняне, предчувствуя доносящиеся с небес знамения прихода новой державы на Земле, явление народу огромной сильной и гордой империи тогда безвестного заокеанского континента, заранее, за тысячи лет склоняли головы перед новым соседом будущего, внося свои наброски зодиакального круга в проект нашего безгранично-вселенского флага, расстелившегося, как цирковой холст всех дирижаблей планеты, над торчащими из бочек, будто из шкурки суринамской пипы, головастиками лысин философов Древности и алхимиков Средневековья - всё для того лишь, чтобы однажды вложить эти звёзды в выбеленные локоны седин старины Вашингтона.
… - Эх, и какие только случаи не рождает наша родная земля. - Том, наконец-то, прекратил рассуждать и впился в руль. Мим на заднем сиденье подпрыгивал и обеспокоенно оглядывался по сторонам. Ему было невдомёк, что скорость их непроницаемо лакового кадиллака давно уже превысила двести миль в час, поскольку чуть чуть, ещё бы чуть-чуть, и они опоздали бы на очередной фестиваль, по югу гоняясь за призраком севера. Да, где-то далеко, в нескольких сотнях миль к западу и тысячах миль к северу от них, колесят чрез Огайо, Иллинойс, Миннесоту - и ещё «далше», возвращаясь домой, такие же безумные фрики, как и Тим с Томом, то там, то сям оставляя за собой следы произошедших феерий. Эта компашка из тех ещё заядлых циркачей, и где-то там же и точно так же, как и Том, вцепившись в руль, скрипит выпирающими улыбающимися зубами взвинченный Нейл Кэссади. Господи! Нейл! Герой-звезда стильных фильмов пятидесятых, столь обожаемый нынешним, уже успевшим всего лишь за десятилетие стать преуспевающим, офисно-самовлюблённым и грузно-нагамбургеренным, бит-поколением, так и не успевшем понять, что да как в этом мире. А тогда они ещё - зелёно-огуречная молодежь с пафосными волосами на лаке и бриолине, гордой походкой вышагивающие из раскрытых дверей столь же с виду набриолиненных кабриолетов, пританцовывали себе под лёгкие джазовые ноты и коктейльчики с лаймом, носили костюмы с иголочки да модно крутили на танцполе с легкомысленными кудрявыми девчонками из ближайших школы, колледжа или университета. И кто они все теперь?
Бит-поколение кануло в Лету, утонуло навеки в водах Стикса, им пришлось уступить новым идеям, новым взрывным охотникам за внеземным разумом, распускающимся откуда-то изнутри и несомым уверенными плотиками бумажных квадратиков в бурный океан - кого? - Будд и безумцев, проповедников и законченных психов, гениев и шизофреников, ведь всё смешалось в экстатических головах первооткрывателей новых граней себя. Как палкой, намутил эту воду просветлённый в своём сумасшествии Тимоти Лири. Но нет, нет, что же вы! Как вы могли, как вы могли? Гуру, гуру, конечно же! Или всё-таки... А хрен его знает, не всё ли равно?
Ребята из тех, кто давным-давно уже забыл самих себя в новом устремлении не то, что на Луну - а за даль во много-много световых гипер-супер-парсеков, путешествуя на всё тех же кадиллаках, фордах, крайслерах и понтиаках, забредали на своих облюбованных дорогих тачках ещё запредельнее: в такие дали, в такие святые места, в такие адские дебри, где ещё никогда не ступала нога западного человека. И вот, в самый эпицентр этого самого настоящего Sabbath, да-да, этого возрождения средневековых шабашей и безумия пира восторга - или чего ещё - неслись друзья под крыльями дыхания приключений, сопящих им прямо в спины. Тим, как всегда, был просто до невероятности растопырен и ещё оказывался в довесок донельзя растаращен, а оттого делался неповоротлив и нерасторопен, но зато невыносимо болтлив. В конце концов, друзья остановили чёрный кадиллак и принялись присматриваться к закатному солнцу, западающему, точно десять центов, за кривые челюсти гор.
- Ну вот, день покупает себе пропуск, чтобы умереть и вновь возродиться...всё едино. Так ты кидаешь жетон в метро, а эти горы - видишь - кидают солнце за горизонт. И вот он, вот он, билет в новый день. Чтобы настал новый день, нужно расплатиться солнцем. По-моему, всё логично.
- Ты, давай, не философствуй, у нас двигатель заглох. - Том выхватил рукоятку, начав её активно накручивать спереди от автомобиля. - Чёрт, если мы тут застрянем... А ночью тут, один хрен, дуба дать можно - не с холода, так с аппетита местных койотов и горных пум.
- Ага, ага, а потом орлы глаза выклюют.
- Давай не начинать, во имя Махамудры.
- Давай не начинать, давай не начинать... - Тим вылез из машины и пнул острым носком крокодиловых сапог заднее пыльное колесо. Мартышка Мим на заднем сиденье распрыгалась и принялась громко верещать. Крики мартышки отпугнули суслика, высунувшегося в это время из норки, который спрятался как раз в тот самый момент, когда хитро летевший кондор хотел было уже спуститься за своей новой добычей в виде того самого суслика. Эта секунда так сильно повлияла на кондора, что последний, в своём полёте разинув клюв, ввинтился прямиком в сусличью норку, откуда начинался проход в неизведанные дали, связывающие нас корнями произрастающих трав и деревьев с самыми тамошними глубинами, даже с магмой земли. В этот миг что-то громко пыхнуло, пёрнуло, хлопнуло, затряслось, раздался оглушительный треск и повалил чёрный выхлоп. А уже спустя несколько мгновений лакированная двухполосчатая красавица с независимыми подвесками во всю продолжала нестись в сторону заката.
- Чёрт, они же там, там, где-то далеко справа этот долбаный автобус! Нет, не могу успокоиться, ну-ка, включу радио. - Тим разгладил свой дикобраз волос - ёжик - это было бы мягко сказано - и покрутил ручку радиоприёмника. Помаргивая разноцветными индикаторами глаз, как на мордочке у робота, полились струны тёплого лампового звука радиостанций. Самозабвенно напевал Скотт Маккензи: «Если ты едешь в Сан-Франциско, вплети скорей цветочки в волоса. Если едешь в Сан-Франциско, добрых людей ты встретишь там...»
- Уууу, ууу, уууу... - смакуя каждый полутон, принялся подпевать Тим.
- Да заткнись ты уже! - одёрнул его Том. Заорал в ответ Мим.
- О, Богородица и двенадцать апостолов, эта твоя вечно упоротая обезьяна меня точно сегодня уделает, вот увидишь - настоящий сердечный приступ хватит с её выходок. А виноват будешь ты, ты, слышишь?
- Проклятье. Мы же совсем забыли про Мима!
- Ты бы лучше волнистого попугайчика себе завёл. Или щенка. Или кролика. Или черепаху. Или любовницу. Но не обезьяну же! Сукин ты сын, Том, я всегда подозревал, что ты какой-то извращенец, а теперь вот прозрел, кажется!
Ну конечно, вы же ещё не слышали историю этого хвостатого прохвоста Мима? Дело было поразительным. Когда Том привёз к ветеринару свою старую и уже, в общем-то, подводящую итоги последним мгновениям жизни таксу, а врач лишь развёл руками, признав, что такса впрямь очень, даже излишне старая, и тут уж, как говорится, ничего не попишешь, то вдруг раздался небывалый шум, а из соседней комнаты выбежала чья-то цирковая обезьяна, разодетая в клетчатые шорты. Она громко верещала и кашляла - ей только что поставили некий мартышко-целебный укол.
В общем-то, с ней была полная ерунда - ангина или что-то типа того, но выступать обезьяна уже не могла и только сипло хрипела. Тотчас проследовала толпа ветеринаров, принявшись носиться за зверьком из угла в угол, выхватив что-то наподобие огромного сачка, куда и предполагалось эту любезную обезьянку поймать. Спустя полминуты мартышке надоело прятаться за мебелью и она, выбежав из коридора, догадалась укрыться за спиною Тома, со страхом поглядывая на своих преследователей. Спустя ещё примерно - или точно, кто знает - ноль целых пять десятых секунды после этого знаменательного события, светлую голову Тома посетила гениальная идея, какое бы животное смогло идеально заменить его старую вытянутую сучку с ушами. Так в доме Тома поселился Мим.
- Постой, постой, а циркачи?
- Какие ещё циркачи? - отмахнулся Том.
- Ну те, которые обезьяну привели?
- Да не было никаких циркачей!
- Откуда-то ведь она там взялась, в ветклинике-то?
- Просто бегала туда-сюда из кабинета в кабинет.
- Ааа... всё понятно. - Тим решил дальше не продолжать разговор на эту тему потому, что ему а самом-то деле было совершенно пофиг, откуда взялась обезьяна. Главное - она откуда-то взялась и теперь вот нехило ему докучала.
Штат Техас встретил друзей небывалой жарой.
- И ведь где-то там, может, у кромки Великих озёр так и трясутся себе эти разукрашенные психи во главе с отцом кукушки - Кизи. Нет, вот ведь фрики чёртовы, понесло их через всю Америку - в Нью-Йорк и обратно! Цыганское племя скитальцев.
- Ага, а мы с тобой так не фрики! - парировал Тим.
В этот самый момент Маккензи в утробе приборной панели автомобиля окончательно обрёл уверенность и с пророческим пиететом голоса безграничной свободы провозгласил очередной куплет: «Сквозь всю нацию - странная вибрация. Люди в движении. Целое поколение с новым мировоззрением. Движутся люди, люди в движении...»
- Слушай, а может, ну их всех в чистилище? Кэссади, Баббса, Горянку, Сэнди...
- А, посмотрим. - махнул рукой Тим. - Зато без Аузли их праздник был бы совсем не тот!
- Вот и я тебе о чём! Хватит и одного Аузли средь всех них.
И тут снова затрещал лампами радиоприёмник - на этот раз на уши Тома и Тима выпал довольно бодрый и немного блюзовый хит сезона в исполнении Джима Моррисона: «Покажи мне путь до следующего виски-бара. И не спрашивай почему, и не спрашивай почему...» Друзья подумали - все, за исключением Мима, у которого думать пока что получалось ещё не очень хорошо - и решили, что с этим - да - с этим предложением посетить виски-бар, пожалуй, можно было бы согласиться. Прошло ещё полчаса, и они, громыхая жестянкой всего днища чёрного, как лаковый ботинок или промасленная ворона, кадиллака, направлялись в сторону ближайшего питейного заведения. Над входом в бар поскрипывала овальная вывеска на цепочках с изображением мускулистого увальня, явно не обременённого интеллектом, зато сполна увешанного пушками. Надпись на вывеске гласила: «Серьёзный Сэм». Внутри заведения у барной стойки работал официант - пожилых лет негр, или, как их с недавнего времени стало принято называть - афроамериканец - в клетчатом, как у Мима, фиолетово-вишнёвом жилете. В виски-баре играли патефоны, исполняя что-то безбашенно-весёленькое, кажется, из репертуара Чака Берри.
- А может, и Пресли. - сказал Тим.
- А может, и Пресли. - согласился за ним Том.
- Старина Джефф, кого я вижу! - пошёл обниматься господин в коричнево-сером пиджаке и широкополой шляпе, нетрезвой походкой направляясь от входа прямиком к барной стойке. Чернокожий бармен заулыбался ярко-белым оскалом, который было заметно прежде всего, а только потом уже и остальной контур Джеффа - и всё это из-за царившего в баре накуренного сигарного полумрака. Из уст господина в широкополой шляпе потянулись вереницы приветственных возгласов, перемежающихся с пьяным всхлипыванием. В это же время подул изрядный ветер. Над головой бармена принялась раскачиваться тускло чадившая лампочка ватт на двадцать-тридцать.
- Вот ведь дыра хренова, куда это мы по твоей раздолбайской воле забрались? - проворчал Том.
- Брюзга ты, это же жизнь, и здесь она только начинается. Ставь стакан!
Два часа адской попойки - и вот уж снова лишь ветер свистит в ушах и головах искателей запредельных ощущений на просторах Америки, рассекающих за рулём самые южные её штаты.
- Охренеть! Ты только вдумайся: «Его звали Джефф». - высказался вдруг Тим.
- Кого? Ах, ну да, бармена-то этого чёрного. Да, Джефф - и дальше-то что? - насупленно из-под густых бровей взглянул Том на откинувшегося на сиденье улыбающегося Тима, забросившего ногу за ногу и совсем уж по-эпикурейски задравшего голову повыше на спинку сидения, открывшись навстречу палящему солнцу и столь же знойно-пустынному ветру юга.
- «Его звали Джефф». Звучит, как название дешёвого бульварного детектива.
- Ага, звучит. Ещё как.
- Эй, Том, Том! Может, мне писателем стать, а? Записать вот это вот всё, что с нами тут сейчас творится. Представь себе, а? Нет, ты только представь: вот эти самые мгновения, которые сейчас вокруг нас проходят - они ведь уплывают бесследно. Где они теперь? Вот сейчас это наше настоящее, а через мгновение - кто был его свидетелем, кроме нас с тобой да ещё вот этой цепкой обезьянки на заднем сиденье?
- Нас троих уже достаточно.
- Да, но это будет лишь зыбкая тень. А теперь ты представь, что один всё это наблюдаешь. Кто станет свидетелем твоего прошлого? Кто станет свидетелем прошлого моего? Или обезьяны. Чёрт, твоей обезьяны, твоей долбаной обезьяны!
- Да чьей угодно обезьяны.
- И кто тогда узнает, какое моё прошлое - для меня, а твоё прошлое - для тебя, а мартышки - для мартышки? Какими глазами наш Мим смотрит на мир?
- Глазами Мима. Это очевидно.
- Да нет, нет же, ты вникай давай, вникай.
- Проклятье, да не грузи.
- Вот он, миг настоящего. А через миг - пшик - и мига нет. И так всё время. Ты понимаешь? Вся наша жизнь - сеть из каких-то маленьких микровзрывов, отправляющих нас по кирпичикам в будущее, как будто у нас к спине приделана чёртова бертолетова соль - ты вникай, вникай - и наши микровзрывы бенгальских огней, чередуясь, заставляют того, кто ещё за миг до сейчас был в прошлом, исчезнуть там навсегда, ничего не оставив. Но зато за этот миг... Этот миг даёт нам фору, чтобы постараться прыгнуть, двигаясь вперёд, навстречу наступающему времени. Ты в него летишь, как в трубу, а она переливается, понимаешь?
- Да ты совсем рехнулся!
- Нет, скорее уж это не я, это время рехнулось. Время решает за нас теперь. Что за фигня? И кто ему позволил только, а?
- Тим. Успокойся. Ты меня от дороги отвлекаешь.
- Да нет, ты послушай, послушай. Время для нас - это как... как ракетное топливо!
- Совсем с катушек съехал...
- Но оно же толкает нас вперёд. Значит, наше будущее - это наш космос.
- Ладно. Пусть даже так-то оно так, а дальше что?
- Как что дальше? А дальше - дальше. А дальше будет дальше. Как «Далше» у этих психов на северо-западе от нас, да только не так.
- Мы догоним уже их когда-нибудь?
- Ну, может, к Сан-Франциско или хотя бы к Лос-Анжелесу поближе.
- Но только если мы упустим...
- Если мы упустим этот чудный концерт, эту адову тусовку, которую они хотят замутить вместе с «Grateful Dead»? Нет, я себе этого точно не прощу. Не прощу - ты слышишь? Я сначала тебе голову за это откушу, а затем себе. Уяснил?
Том совсем вжал голову в плечи:
- Бензедрин и кактусы явно не пошли тебе на пользу. Тим, успокойся уже.
- Да нет, ну надо же теперь как-то после виски отходить. Мне ещё полдня руль крутить вместо тебя, как тому долбаному Кэссади в автобусе, и как он только выдерживает.
- А, ну да, я слышал, у них там какие-то совсем уж странные эксперименты...
- Экс-пе-ри-мен-та-то-ры хреновы. - проговорил по слогам Тим. - Ты смотри, смотри, опять лоскут нашего флага над головой загорается.
- О, да, эти звёзды... - с мечтательной усталостью вдохнул Том полной грудью стрекочущий воздух позднего вечера предмексиканских прерий. Мим, скрутив хвост колечком, как бодрая собака, впадал в дремоту, плашмя разлёгшись по диагонали на бархатно-бежевом заднем сиденье, имевшем размеры небольшого частного аэродрома или поля для гольфа, какие бывают у богачей.
- Нет, вот ты подумай. Ты в Бостоне был?
- Блин, Тим, у тебя совсем фанера с роликов слетела. Как же я мог не быть в Бостоне, если мы с тобою, с тобою вот вместе и с обезьяною моею из Бостона выехали на этом вот самом грёбаном кадиллаке.
- А ты откуда знаешь, что это был ты?
- Ну, чёрт, я ведь помню себя там, помню, как рос, в школу ходил, с друзьями на велике гонял, ещё от старой толстой училки английского миссис Блум на чердаке школы прятался, а в коллежде по ночам к девкам в общагу лазил. Были там две такие цыпы - Джессика и Кэти... Вообще, какого хрена ты спрашиваешь, Тим?
- А такого, Том. Ты лучше успокойся сам и подумай: у тебя только память. А фиг знает, вдруг тебе её инопланетяне подсадили, память эту?
- Какие ещё такие инопланетяне?
- Ну с Розуэлла которые...
- Ах ты ж, дьявол, спаси его душу! Я не читаю этих твоих дурацких жёлтых газетёнок, где статьи написаны неудавшимися фантастами-шарлатанами и доморощенными гадалками, сбежавшими из психушки.
- Нет, ну ты послушай, послушай, а как же? А вдруг они вообще всем там засадили, эти зелёные гуманоиды?
- Я не знаю, что, куда, зачем и кто засадил тебе, но я лично уверен, что происхожу родом из Бостона. Это и мои мама-папа подтвердить могут, в конечном итоге.
Тим щёлкнул пальцами, вот так - щёлк:
- Да-да, а ты уверен, что они у тебя вообще есть?
Том на этом вопросе так рассвирепел, что, раскрасневшись до состояния перезрелого томата, готов уже был окончательно взорваться, вылетев ошмётками себя через лобовое стекло. Но вовремя сдержался.
- Ну вот мы приедем туда, вот мы приедем. И что? - всё сомневался Том.
- Как это - что? Тусовка, «Grateful Dead» и специальный апельсиновый сок.
- Да. Ну да, слышал-слышал. Специальный. Особый. Фирменный напиток «Весёлых проказников». С привкусом вселенной. Хе-хе.
- Дааа... угромыхали. Угромыхали. Эти ребята - ээээйэй - а может, их уговорить по пути завернуть куда, отойти от поездки денька на два-три?
- Может быть, может быть. Вот только как это сделать-то, если мы ещё здесь, а они-то уже почти там?
- Зато мы бы пока - хоп - да и проскочили наперёд них. Там всё бы поразведали, поразнюхали, как наши на втором фронте в сорок четвёртом? А дальше бы уже как зарядили, так зарядили! Не знаю, как ты, а я хочу вообще конкретно отлететь с Проказниками.
- Эй, Тим, Тим. Ты куда собрался?
- В шестое измерение. Строить дом своей мечты.
- Вот дьявол, дом своей мечты в шести измерениях. Это что-то новенькое, Тим!
- И снова что там будет с нами за этим поворотом, когда откроются свежевыжатые врата в рай?
Примерно неделю спустя друзья сидели на полянке ярко освещённой рощицы где-то между Сан-Франциско и Лас-Вегасом, где решили на время обосноваться и устроить выступление герои дорог, сделавшие своей Америке кесарево сечение сперва прямиком по южным штатам, а уж затем по северным, и весьма, надо бы заметить, не без помощи цветастого школьного автобуса, мифической солнечной колесницы, на которой новые боги, глашатаи и оракулы двадцатого века совершают своё легендарное восхождение на узорно-переливчатые лабораторно-полусинтетические небеса огненно-святого Антония или даже просто велосипедного Альберта.
- Смотри-ка, а Горянка-то тёлочка, что надо. Вон, вон, так вертится под ветками. С кем из них она там мутит? Вроде бы, с этим горластым певуном Джерри Гарсией, нет? - развеселился наопельсиненный Тим.
- Да хрен её знает. Со всеми потихоньку, наверное. Хиппи, травки-цветочки, свободная любовь и все дела. - у Тома внутренняя крепость циника оказалась чуть крепче.
- Теперь вот, надо же такое представить, ещё несколько дней назад мы были с тобой ещё непонятно где и как. Но!... Мы же ходили уже здесь с тобой? Вот прямо здесь ходили?
- Да, мы ходили здесь с тобой.
- А ещё раньше, помнишь, по дороге ехали. Мы же повторили их подвиг! Ах, брат, брат... Тим-Том-Мим... чёрт, обезьяна-дура, давай сюда, Мим, обнимемся все вместе! Давай сюда, брат! И что нам теперь осталось? Что нам от них теперь досталось? Гляди. Видишь вокруг? Музыка сливается в шарики, а ты в них наблюдаешь целые миры прямо от гитарных струн и усов певца. Какой же, всё-таки, странный эффект, необычный такой. Усы тянутся, нити со струнами объединяются и показывают заполненные измерениями шары, а ты в них только бери да ныряй. Это газировка такая с ароматами сочных груш и марципана всех сортов и оттенков, да только в ней вместо пузырьков - миры. Путешествуй себе да путешествуй, если поймаешь их вдруг за шипучку...http://www.proza.ru/2016/03/16/2080
|
| |
| |
