Комната была обставлена с намеком на минимализм. Ни малейшего признакоа мещанства или вещизма - как это принято в творческих семьях. Роль стола играла скатерть, бесцеремонно брошенная прямо на пол, а роль кровати играл свернутый в углу матрас из «ИКЕА». Телевизора не было.
Чета Назаровых праздновала годовщину. С Никодимом, ее главой (на самом деле его звали Иван, но он предпочитал, чтобы его называли по псевдониму), мы уже давно не общались, но тут внезапно на почту упало приглашение. Отказаться было несложно, тем более, что я совершенно не очень стремился возвращаться в творческую тусовку, а жене посещать подобные собрания в силу ее впечатлительности было категорически противопоказано. Но к приглашению было прикреплено трогательное письмо от Ани, жены моего теперь уже бывшего товарища, в котором она просила нас обязательно приехать. С Анечкой мы дружили с первого курса, собственно я и познакомил их с мужем. Меня немного насторожило, что инициатива исходила не от него, но, крепко подумав, я решил все же согласиться.
Надя тоже была не прочь немного развеяться — так что было решено не строить никаких планов на выходные, о чем я сообщил Анюте в ответном письме. Мы довольно долго выбирали подарок. Надежда была уверена, что в творческих кругах подход ко всему должен быть творческим. Напрасно я пытался убедить ее в обратном. В итоге она притащила меня в какой-то дурацкий эзотерический магазин, где купила укулеле — четырехструнную гавайскую гитару. Такой подарок, по ее мнению, полностью отвечал требованиям креативного: он был дорогим, экзотичным и совершенно бесполезным в быту.
В назначенный день Надежда буквально трепетала от предвкушения. Она долго выбирала, что надеть, пока наконец не остановилась на довольно вульгарном на мой вкус белом платье с коротким подолом и глубоким квадратным вырезом спереди. То, что это излишне подчеркивало ее немаленькую грудь, Надежду, как видно не смущало, а я давно уже свыкся с ее экстравагантным поведением.
Должен признаться, я и сам изрядно волновался. После ссоры с Иваном-Никодимом мне приходилось отказывать себе в общении с Аней. В их доме я больше не был желанным гостем, а видеться с женатой женщиной без мужа мне казалось неудобным.
Как вы понимаете, Анечка на самом деле была мне не просто другом. По странной иронии женщины, от которых больше всего хотелось получить тепла, всегда относились ко мне холодно, а те, которые были готовы согреть меня, никогда мне не нравились. Те же, кого я в итоге подпускал достаточно близко... пили мою кровь.
С ней все было иначе. Я всегда любил ее за чистоту и удивительную искренность, любил всем сердцем, как может любить только настоящий негодяй, если когда-нибудь в его сердце зародится это чувство. И как часто бывает в таких случаях, боялся раскрыться — она казалась мне существом другого мира, слишком чистым, слишком воздушным, чтобы осквернить ее своими посягательствами.
Известие о ее браке я принял стоически. Ваня был самый большой гондон, какого я когда-либо знал. Некоторые его поступки вызывали отвращение даже у меня, человека видавшего виды. Но ее глаза светились от счастья всякий раз, когда она рассказывала об их отношениях, так что мне ничего не оставалось, кроме как смириться и порадоваться за нее. Я не пытался помешать. Отговаривать влюбленную женщину совершить ошибку — самое бесполезное занятие на свете. Кроме того, следуя моей же логике, мерзавцы меняются в лучшую сторону, если рядом с ними оказывается ангелоподобное создание вроде Анюты.
Вечер не мог пройти на сухую, поэтому я оставил машину на стоянке и вызвал такси. Водитель, к моей вящей радости славянин, был к тому же молчаливый и не слушал шансон. Ехали мы в полной тишине, если не считать нелепых реплик моей второй половины. Она была рада возможности увидеть настоящую богему и поминутно задавала вопросы, на которые я не мог дать устраивающий ее ответ просто потому, что слишком хорошо знал подноготную этого нового, а оттого казавшегося ей загадочным общества. Но сказать, что нет никого пошлее, чем художники и поэты, у меня язык не поворачивался, поэтому на все ее расспросы я с загадочным видом произносил одну и ту же фразу: «Вот приедешь и увидишь все своими глазами». Этого хватало, чтобы успокоить ее на какое-то время, но потом женское любопытство, присущее ей, наверное, даже в большей степени, чем другим, брало верх и она снова набрасывалась на меня.
Они обитали все там же, в тесной полуторке на окраине города, которую снимали с тех пор, как стали жить вместе. На пороге нас встретила Аня. Она радостно поприветствовала меня и жену. Я достаточно сдержанно поздоровался в ответ. Заметив, что Надя при этом покосилась на меня. Мне даже стало стыдно — вдруг ее жест заметил кто-то еще. Пройдя в зал, я отметил, что с моего последнего визита мебели у них больше не стало, разве что по углам стояло несколько пуфиков-мешков, очевидно, для гостей.
Обстановка на празднике была даже слишком знакомой. В их в общем-то не слишком большом жилище собралось много неизвестных мне и, судя по всему, очень молодых людей. Я объяснил это себе очень просто — на таких легче произвести впечатление. Проблему, как напоить всю эту ораву, Никодим решил в обычной для себя манере — накупил дешевого (и, судя по вкусу, крепленого) вина и приготовил глинтвейн. Горячий алкоголь, как известно, пьянит быстрее. Я уже видел похожую картину — на их с Аней свадьбе. Только там он решил «убить» гостей несколькими литрами манаги.
После обмена рукопожатиями я взял бокал и скромно присел в углу. Это была не моя территория, и мне совершенно не хотелось проявлять инициативу и влезать в разговор без приглашения. Пока меня не трогали, мне было хорошо. Моя половина — напротив — демонстрировала куда большую коммуникабельность. Она была легко принята в общество, как это обычно бывает с обладательницами ее форм, и уже через несколько минут переместила центр внимания на себя.
Я отхлебывал пойло из бокала и украдкой поглядывал на Аню, стараясь не пропустить тот момент, когда мне уже будет достаточно алкоголя. Она улыбалась гостям, добросовестно исполняя роль радушной хозяйки, тем не менее я не мог не заметить легкую раздражительность в ее жестах и усталость в глазах.
Настала очередь кальяна. Высокий, о двух трубках, с бронзовой колбой и глиняной чашечкой, он был явно привезен из Индии. Готов поспорить, он был самой дорогой деталью их интерьера. При виде этого монстра у присутствующих странно загорелись глаза. Каждый делал глубокий вдох, задерживал дыхание и передавал шланг дальше по кругу. Когда очередь дошла до меня, я решил пропустить. Употребление наркотиков в незнакомой компании не входило в мои планы.
После пары кругов гостей сморило, и они принялись укладываться вдоль стен. Кто-то уперся локтем в мой бок. Никодим, тоже изрядно окосевший, по обыкновению начал вдохновенно вещать о своем «героическом» прошлом: попытки суицида, героин, гомосексуальный опыт. В этом он ничуть не изменился за прошедшее время. Аня ретировалась на кухню. За три года совместной жизни она, наверняка, не по разу уже слышала эти истории, и, скорее всего, они ей просто надоели.
Я перевел взгляд на жену. Надежде уже подсел на уши какой-то чатланин — бородатый коротышка в оранжевых штанах. Он вдохновенно нес какую-то чушь на ее любимую тему — «психические расстройства художников», — периодически подливая вино в ее бокал. Такими темпами, если верить опыту, он задерет ей подол в ванной не позже чем через 30 минут. (Мое присутствие его нисколько не смущало — видимо, в арт-тусовке теперь так принято). В общем, я понял, что в наших отношениях наступил тот самый момент, когда мужу лучше просто выждать время. А потом без лишних упреков вручить супруге чемодан с вещами.
Оставаться в этом вертепе мне не хотелось, и я решил, пользуясь случаем, поговорить с Анютой с глазу на глаз. Чтобы не показаться подозрительным, я выждал небольшую паузу, а затем, завернув для конспирации в туалет, прошел на кухню. Аня мыла посуду, что-то мурлыча себе под нос.
- Помочь? - спросил я.
- Я уже заканчиваю.
Я не нашелся ответить ничего, кроме дурацкого «как дела?», на что она вполне резонно ответила «нормально». Тогда я снял с крючка полотенце и принялся вытирать тарелки, которые она помыла. В момент, она подавала следующую и наши руки соприкасались, мое сердце начинало биться сильнее. И хотя мы не смотрели друг на друга, я чувствовал, что прикосновение ее не пугает, и она задерживает свою руку рядом с моей на долю секунды дольше, чем нужно.
- Ладно, иди, а то он заметит и опять устроит истерику.
- Давай, тоже тут не задерживайся.
Я вернулся в гостиную. Жена с тем незнакомцем куда-то пропали. Этот факт ни удивил, ни расстроил меня. «Супружеская измена на лицо — алиментов ей не видать», - злорадно прошептал во мне внутренний юрист. Ваня начал рассказывать про какой-то из наших совместных проектов, из чего я сделал вывод, что скандала не миновать.
Говорил он очень быстро, а я все еще был взволнован встречей на кухне, так что единственное, что я расслышал из его тирады было: «Он, такая сука, постоянно мутился...» При том, что я явно не был положительным героем его рассказа, говорил он обо мне снисходительно, словно прощая прежние грехи, даже почти дружелюбно. Впрочем, слова «дружелюбно» и «уничижительно» в моем отношении для него были синонимами.
Это напомнило мне, из-за чего именно мы разругались. Я в ту пору еще занимался культуртрегерством, организовывая то тут то там небольшие арт-площадки или андеграундные сейшены. Доход был небольшой, но позволял завести нужные знакомства, кроме того, мне просто доставляла удовольствие вся эта кутерьма. Однажды мне предложили организовывать вечеринку на закрытие театрального сезона и я пригласил Ивана на роль соорганизатора и ведущего. Гонорар обещали приличный, и я решил помочь молодой семье, тем более что язык у Ивана был подвешен неплохо и завести толпу для него было раз плюнуть. Неделю он морочил мне голову, что уже договорился с нужными людьми, готовыми выступить буквально за еду и выпивку, и что он уже сделал программу. Этими же байками я вынужден был кормить заказчиков. В результате за день до мероприятия Ваня перестал отвечать на звонки и я понял, что попал. Лишь чудом мне удалось выкрутиться, при этом результате большая часть заработанных денег ушла в оплату ведущему и настоящим артистам, которые меньше чем за 8 часов собрали приемлемую программу.
Но самым удивительным в этой истории была для меня реакция самого виновника моих мучений. Когда спустя несколько дней он появился у меня дома, я рассчитывал как минимум на извинения, но не удостоился даже оправданий. Вместо этого он с порога накинулся на меня с обвинениями в том, что не предупредил его о формате мероприятия, таким образом подставил не он меня, а я его. Иван хлопнул дверью, не дав мне вставить ни слова. Вечером я написал Ане, и та рассказала, что Ваня устроил ей сцену ревности, предложив выбор: я или он. С тех пор я не разговаривал ни с Анютой, ни с ее мужем. Последнее, впрочем, меня не особо расстроило.
Поэтому я махнул про себя рукой, налил еще вина и приготовился дать отпор. Думаю, он хотел меня спровоцировать, поскольку его шуточки носили все более оскорбительный характер. Я же просто пропускал их мимо ушей. Ситуацию разрешила неожиданно появившаяся из кухни Аня.
- Хватит уже! - сказала она твердым голосом. - Иван, ты опять напился!
Он резко встал. Не знаю, что его разозлило больше: то, что Аня вступилась за меня или что назвала его настоящим именем на людях.
- А что ты так бросилась его защищать? Тебе не нравится, что я оскорбляю твоего хахаля? Думаешь, я не заметил, как вы уединились в кухне?
Тут уже я не выдержал:
- Как тебе не стыдно? Неужели ты думаешь, что Анюта могла...
- Ой, да ладно тебе! Неприступных женщин не бывает — нужно только уметь грамотно разводить. Не твои ли слова?
Я подумал, что на этом месте он набросится на меня, и сжал кулаки, но Иван предпочел ограничиться оскорблениями. Он ходил вокруг меня и брызгал слюной, а я стоял не двигаясь и, молча сверлил его взглядом. Появилась моя благоверная, изрядно потрепанная и с помятым платьем. Вид у нее был испуганный, она была пьяна и прибежала на шум, даже не успев привести себя в порядок.
Мне начала надоедать эта комедия, и я поступил так, как должен был поступить еще три года назад. Схватил Ивана за грудки, резким движением привлек к себе и ударил головой прямо в переносицу. От удара он пошатнулся и шлепнулся прямо на зад. Это был мой любимый аргумент в спорах с гопами моего района. После него обычно начинался замес, в котором я так или иначе огребал, поскольку перевес сил всегда на стороне толпы. Но один противник, выведенный из строя в самом начале драки, все равно повышает шансы на победу.
Я думал, что на меня накинутся всей компанией, но, кажется, ошибся публикой. Возможно, моя физиономия приняла настолько свирепое выражение, что эти тонкие натуры меня приняли за уголовника. Так или иначе, меня не только никто не огрел бутылкой по затылку — напротив, мужчины осторожно попятились.
Я виновато посмотрел на Анюту — к моему удивлению, она не кинулась к своему благоверному, а вместо этого стояла в нерешительности.
- Собирайся, мы уходим, - сказал я, для верности окидывая грозным взглядом толпу.
На меня устремились сразу две пары глаз.
- Аня, уходим! - твердо повторил я и, посмотрев на нее, добавил, - сейчас или никогда!
Она еще раз посмотрела, как ее супруг пытается встать, осыпая проклятиями и меня, и ее, а потом сделала шаг в мою сторону. Я осторожно взял ее за руку. Она была очень теплой. И мы вместе направились к выходу
- А ты, - я остановился напротив жены, которая все еще пребывала в растерянности, - можешь оставаться здесь. Раз тебе так нравится это общество.
Никто не решился нас остановить, только сзади кто-то картаво крикнул:
- Давайте, я открою.
